Тот день под дождем

Дождь звонко стучал по козырьку школы. Маринетт стояла, не осмеливаясь сделать и шага вперед. Она просто надеялась, что ждет не зря, и вскоре действительно прояснится. Ну, или хотя бы капли перестанут бить по асфальту так часто.

Лужи океанами растекались по ступенькам, водопадами бежали вниз по лестнице, собираясь воедино у подножия. В них отражалось тяжёлое серое небо, испещренное морщинками облаков. Оно как будто слоилось: более светлые тучи, более темные. Но все, несомненно, были причастны к отвратительно-мокрой погоде.

Девушка вздохнула. Кажется, она застряла здесь по меньшей мере на час. Водная гладь лужиц постоянно вздымалась пузырями, разбегаясь мелкой рябью. Волны сталкивались друг с другом, образовывая причудливые узоры и формы. Дюпен-Чен невольно даже засмотрелась на эту природную стихию: такая сильная, такая свободная и непостоянная...

Сзади Маринетт кто-то кашлянул, буквально в паре сантиметров от ее уха. Девушка вздрогнула: этот звук вырвал ее из "любования" дождливым городским пейзажем. Она резко повернула голову и едва ли не столкнулась лицом к лицу с Адрианом, который так неосторожно не убрал голову.

— А-адриан? — невольно вырвалось у Маринетт. Она и правда была удивлена: почему-то в ее голове засела мысль, что она последняя из учеников, оставшаяся здесь.

Парень лишь усмехнулся, щуря зеленые глазки.

— Он самый, — легко ответил Агрест, опираясь плечом о стену школы. — Тоже застряла?

Маринетт нерешительно и как-то рассеянно кивнула, больше машинально, чем действительно задумываясь над вопросом. Но через секунду подняла голову, вопрошающе глядя на парня:

— Что значит "тоже"?

— О, ну... — Адриан замялся на мгновение, — у меня нет зонтика. Я тебе тогда отдал свой, а другой все никак не соберусь взять.

Маринетт густо покраснела. Она ведь так и не вернула, действительно... Неловко как-то, ей ведь всего-то одолжили этот несчастный зонт, а не подарили. Тем не менее, она оставила его себе, уж слишком ей дороги воспоминания, связанные с ним. Ведь в тот день она влюбилась в прекрасного и самого доброго человека в ее жизни. Даже внешность у него ангельская: ну, как еще выглядеть посланнику небес, если не зеленоглазым блондином с милейшей улыбкой?

— Прости... Я должна была давно вернуть...

— Ой, да оставь себе, — улыбнулся парень. — Это не единственный зонтик в семье Агрестов, уж поверь. Да и... я должен был тебе его отдать.

— А я должна была вернуть!

Щеки Маринетт вспыхнули еще ярче, она отводила глаза, стараясь не смотреть на парня напротив. Она неправильно поступила, впрочем, она всегда поступала неправильно по отношению к нему... Крайне несправедливо.

Как она могла продумать, что он такой же, как Хлоя? Что это он приклеивал жвачку к ее месту? Но ладно, это старая история... Есть и новее, например, как она до сих пор может дурачить его, притворяясь верным другом? Маринетт ведь точно знает, что не согласна на дружбу, что это безумно сложно...

Дождь, казалось, лишь усилился. Адриан стоял, опершись на стену, и смотрел на небо. Оно никак не менялось, лишь будто чуть-чуть порозовело, все же дело близилось к вечеру.

— Должно быть, за облаками сейчас красивый закат, — вдруг сказал Агрест. Он продолжал неотрывно смотреть вверх, и неясно было, адресованы ли были эти слова Маринетт или просто мысли вслух.

Девушка медленно кивнула.

— Я должна тебе кое-что сказать...

Одна часть Маринетт кричала: "Нет, не делай этого! Будет больно, если ты ошибешься". Вторая говорила, что сейчас лучший момент — как началось, так пусть и закончится. Или начнется заново...

Теперь уже Адриан смотрел на Маринетт, а она не находила в себе сил глянуть в ответ. Поэтому взгляд ее рассеянно бродил по облакам, сквозь которые постепенно, казалось, начинал проступать тот самый прекрасный закат.

— Помнишь тот день, когда ты дал мне зонт? Так вот... — каждое слово давалось с огромным трудом, страх будущего, неизвестности. А вдруг отвергнет? Вдруг и вовсе возненавидит?.. — тогда я поняла, что люблю тебя...

Маринетт замолкла, выжидая. Сердце билось так, что вот-вот, ещё чуть-чуть и пробило бы ребра. Кровь пульсировала в артериях и венах, и девушка чувствовала, как всю ее начал колотить мелкий озноб.

Ответа не последовало, и она, вздохнув, продолжила:

— Я тебя полюбила за доброту и заботу. Знаешь, для меня никто подобного не делал... Правда, я с трудом вспоминаю моменты из жизни, когда кто-нибудь, тем более малознакомый, тем более... в общем, протянул руку помощи. И от тебя было вдвойне неожиданно: я думала, что ты отвратителен, как Хлоя.

— Хлоя не отвратительна, — резонно заметил Адриан, но слова эти остались без внимания.

— И я знаю, что у тебя тысячи поклонниц и поклонников, которые за жизнь не удостоились даже взгляда от тебя, а я тебе вроде как друг... И я не должна рушить нашу дружбу, потому что я безумно дорожу каждой минутой, проведенной вместе, но, честно? Я просто устала... Устала, что о моих чувствах знают все вокруг, кроме тебя. Устала от собственной нерешительности, не представляешь, как это ужасно: изо дня в день придумывать изощрённые планы признаний, которые никогда не свершатся только потому, что я такая трусиха...

Маринетт не знала, что говорит. Она говорила все подряд, что приходило в голову: хоть один раз она должна быть честной до конца.

Из глаз едва ли не текли слезы, она чувствовала себя ужасно жалкой и несчастной. Но в то же время наконец-то свободной. Даже если он откажет ей, по крайней мере, она пыталась. По крайней мере, это будет определенность, финальный аккорд в миноре.

— Я бы, наверное, никогда не решилась все это сказать. Просто знаешь? Этот день вызывает чувство дежавю, острой ностальгии. Я в деталях помню, как ты отдал мне зонт, и он захлопнулся прямо в моей ладони. И ты засмеялся настолько заразительно, что даже я не удержалась и засмеялась вместе с тобой. И как спустился по ступенькам, мило улыбнувшись на прощание, и сказал: "Пока, Маринетт. До завтра". А я стояла не в силах пошевелиться или ответить хоть что-то связное.

Маринетт всё-таки не выдержала. Из ее глаз по раскрасневшимся щекам потекли слезы, так похожие на дождевые капли. Она до сих пор не отрывала взгляд от облаков, лишь изредка моргая. Она просто не могла глянуть на Агреста. Вся ее смелость, взявшаяся из ниоткуда на несколько минут, так и исчезла в никуда. Это снова была обычная Маринетт: запинающаяся на каждом слове, неловкая и ужасно милая...

Теплая рука коснулась ее щеки, и девушка зажмурилась. Едва касаясь кожи подушечками пальцев, Адриан смахнул слезинки с ее скул — Маринетт не шевелилась, забыв, как дышать. Пальцы переместились на подбородок, мягко, но настойчиво Агрест надавил на нижнюю челюсть, вынуждая девушку повернуть голову и всё-таки глянуть ему в глаза.

Парень выглядел на удивление спокойным. Глаза его, как и всегда, светились добротой и заботой, уголки губ изогнулись в легкой улыбке.

— Я знал, — усмехнулся Адриан. Он наблюдал за тем, как глазки Маринетт округлились и расширились от удивления. Он видел ее, напуганную и смущенную, и себя отражением в ее ярко-голубой радужке, уверенного и по-настоящему счастливого.

И Адриан не выдержал. Сокращая расстояние между ними, он сначала почувствовал обжигающее частое дыхание на коже, а потом и мягкие девичьи губы на своих собственных. В этот момент Адриан не мог отрицать собстенную душу: он ждал этого уже довольно давно.

Одну руку парень переместил на талию девушки, второй легко поглаживал ее шейку. Маринетт же просто положила ладони на его плечи. Агрест чувствовал, что этот поцелуй он запомнит лучше, чем все последующие. Он был такой искренний, такой неподдельно чистый. И очень не хотелось, чтобы он закончился, но физиология была сильнее — воздух закончился.

Адриан медленно отстранился, не забыв ещё раз коротко чмокнуть Маринетт в губки. Он смотрел на нее, и на душе становилось тепло и легко. Она глядела в самые глубины его зелёных глаз так наивно и доверчиво...

Лучи заходящего солнца подсвечивали ее волосы и кожу, придавая им мягкие желто-розоватые оттенки. Она как будто светилась, как будто знак...

Адриан взглянул на небо и улыбнулся. Дождь кончился, теперь остались лишь похожие на туманную дымку полупризрачные облака. В каждой луже сейчас отражался этот жгучий персиковый закат, и...

— Мир как будто повеселел, — сказал Адриан, изучая собственное отражение в ближайшей лужице-море. Он перевел взгляд на Маринетт и замер. Когда солнце подсвечивало левую часть ее лица, это было прекрасно, но сейчас... Она стояла к нему в профиль, глядя на небо, и все ее черты были подчеркнуты солнечным светом, а в голубых глазах отражались розовые блики лучиков. Она была похожа на божество, такая по-детски милая и простая.

Адриан вновь не удержался — да и зачем? — и поцеловал девушку в щеку. Та повернула голову и улыбнулась.

— И впрямь красивый закат скрывался за облаками, — сказала она, усмехнувшись. — Ты был прав.

— Позволите проводить вас до дома, мадемуазель? — с напыщенной важностью и серьёзностью спросил Агрест, протягивая свою руку. И сам же засмеялся, так легко было на душе. Как будто к сегодняшнему дню все и шло, вся его жизнь подводила к этому.

— Не откажусь, мсье, — так же важно, едва ли сдерживая смешок, ответила Маринетт.

И два подростка побежали вниз по мокрым ступенькам, не заботясь о разлетающихся от их шагов брызгах. Их силуэты мелькали в подергивающейся водной глади, теплое солнце грело подставленные под лучи лица.

А на дне сумки Адриана преспокойно покоился небольшой черный зонтик, который парень лично бросил туда еще с утра.