Another brick in the wall

Вернувшись с занятий, Пинкертон очень надеялся, что дома никого не будет – ни сестры, ни родителей. Ему просто хотелось спрятаться в своей комнате –  в маленьком мире, доступ к которому имел только он. Не то чтобы в его комнату никто больше не заходил, нет, скорее наоборот - домашние имели дурную привычку часто врываться без стука. Однако Флойд был уверен, что он смог наполнить комнату своей аурой, в каком-то смысле даже немного оживить ее, и он чувствовал, что по-настоящему эти четыре стены принимали только его.

Так вот, Пинкертон очень не хотел в данную минуту лицезреть кого-то из своей семьи, да и вообще кого-либо, потому что ему нужно было побыть в тишине, наедине с собой. Поэтому, вставив ключ в замочную скважину, он даже немного задержал дыхание, потому что через секунду должен был узнать, как пройдет его вечер – так как он рассчитывал, или же все накроется медным тазом.

Переступив порог, Флойд понял, что ему выпал второй вариант. Он сразу же услышал звук работающего телевизора на кухне. А это означало, что мать уже забрала сестру из школы, и они успели вернуться домой. Тяжело вздохнув, он быстро разделся в прихожей и, бросив краткое «привет» домочадцам, тут же пошел в свою комнату - эдакий спасительный от всех невзгод островочек. Захлопнув дверь, он кинул сумку куда-то в сторону и развалился на кресле, поглощенный разного рода мыслями. Прикрыв глаза, он обдумывал произошедшее за день  и скоро, сам того не заметив, заснул.

Очнувшись, Пинкертон посмотрел на часы и обнаружил, что было уже семь вечера, хотя когда он только пришел, было всего четыре. Удивившись этому факту, он встал и хотел было добраться до кухни, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, но только Флойд положил руку на дверную ручку, как из-за соседней стены послышались крики и ругань матери. И причина их была та же, что и обычно – домашнее задание. Кто бы мог подумать, но да, всего лишь какое-то домашнее задание.

Дело было в том, что младшая сестра Флойда была слишком активным ребенком, и заставить ее сесть за уроки было делом нелегким. И даже когда это удавалось, внимания и концентрации мелкой хватало совсем ненадолго. Это как раз таки и выводило их мать  из себя. Хотя в такие моменты она еще пыталась не срываться на крики. Но стоило ей открыть дневник младшей и обнаружить там четверку или же не дай бог тройку, то дело становилось плохо, и уже начинали звучать нотации на повышенных тонах. А точка кипения приходилась на момент проверки домашнего задания, ибо из-за постоянной спешки и невнимательности, сестра лепила много ошибок, что собственно и выводило родительницу из себя окончательно. И тогда уже воздух начинали разрезать те самые крики.

Итак, собираясь уже повернуть ручку двери, Пинкертон услышал ругань матери и плач сестры. Желание выходить из комнаты у него мигом пропало. Такое положение дел, повторявшееся практически каждый день, вызывало у Флойда раздражение и неприязнь – он не понимал практически маниакального желания матери сделать отличников из своих детей. Как будто бы в реальной жизни оценки что-то значили, особенно в младших то классах. Да, Пинкертон и сам проходил через все то же самое, поэтому ему было вдвойне обидно за сестру, ведь он понимал, что примерно она чувствует. Хоть отношения с ней он не мог назвать хорошими – они часто ссорились из-за всякой ерунды, но все же в такие моменты Флойду всегда было обидно за нее, потому что он как никто другой знал, что вся суматоха вокруг школы и оценок просто ни о чем, что она на самом деле не стоит всех потраченных нервных клеток.

Сначала Пинкертона дико злило, что мать никак не могла этого понять, но потом злость сменилась разочарованием. Ведь когда Флойд выпускался из школы, он был уверен, что все конфликты по поводу учебы навсегда останутся позади. Но не тут то было – обидные слова и нудные нотации никуда не исчезли, а продолжили звучать. И они ужасно угнетали Пинкертона, хотя и были направлены уже не в его адрес.

Он пробовал несколько раз нормально поговорить с матерью на эту тему, однако его попытки не увенчивались успехом. Тогда-то Флойд и решил, что лучше всего будет просто игнорировать непрекращающиеся разборки, которые так действовали ему на нервы.

Поэтому, опять услышав гневную тираду за стеной, Флойд вернулся обратно к креслу. Чтобы изолировать себя от этой негативной атмосферы, в который раз нависшей в доме, он вытащил из сумки наушники и включил музыку на максимальную громкость. Подумав пару секунд, Пинкертон решил, что он уже не может держать в себе накопившиеся эмоции. Ему срочно нужно было куда-то их выплеснуть. Поскольку Флойду не хотелось ни с кем  разговаривать, он нашел идеальный для себя вариант – излить на бумагу все то, что его волновало в данный момент.

Пинкертон окинул взглядом свою комнату и  увидел на полке шкафа уже давно пылившийся там блокнот в твердом переплете. Флойд открыл его и обнаружил, что все страницы в нем были пустыми. Обрадовавшись этому, Пинкертон сел за стол и потихоньку начал исписывать своими мыслями и переживаниями лист за листом. К тому моменту как он оторвался от записей, музыка в плеере уже успела закончиться, и Флойд отвлекся лишь за тем, чтобы найти в Интернете новую подборку песен.

Потерев глаза, он поднял взгляд на окно и увидел в слабом отражении фигуру матери, стоящей прямо за ним. Из-за музыки он не услышал ни шагов, ни то, как открылась дверь. Неизвестно, сколько она находилась там, было известно лишь то, что она стояла и смотрела на записи в блокноте Флойда. Пинкертон поспешил прикрыть рукой то, что он никому не хотел показывать, и снять наушники. Он кинул на мать осуждающе-вопрошающий взгляд. Как оказалось, она пришла, чтобы попросить тетрадные блоки, но вместо того, чтобы сразу привлечь внимание сына, решила вычитать как можно больше, раз уж ей представилась такая возможность.

 Флойд отдал ей все блоки, которые у него остались. Как только мать вышла из его комнаты, Пинкертон сразу же закрыл за ней дверь и опять сел за стол. Но он не продолжил писать. Он лишь думал о том, какое право кто-либо вообще имел так нагло вторгаться в чужое личное пространство. Флойда бесило больше всего то, что он не знал, что именно его мать успела прочитать в блокноте, ведь все, что там было изложено, являлось глубоко личным. Ему было горько и обидно, что люди не понимали необходимости уважать пространство других. Пинкертона злило, что люди вечно совали свой нос в чужие дела, порой пытаясь докопаться до того, что должно быть скрыто от лишних глаз.

Флойда просто разрывала буря эмоций, и он решил выйти на улицу, подышать свежим воздухом дабы немного успокоиться. Благо мать была чем-то занята и даже не заметила его ухода.

Бредя по улицам погружающегося в сон города, Пинкертон размышлял о том, что он порядком устал от безразличия, фальши, толстокожести и непонимания со стороны общества. Флойду уже давно хотелось уйти от социума и принятых им нелепых законов, по которым живет большая часть людей. И то, что произошло с ним тем вечером, стало лишь очередным кирпичиком в воображаемой стене, которую он начал строить между собой и внешним миром.